Современная поэзия

Дарина Никонова

Я пишу: «Вот, пеку пирог и варю компот».

В комментариях мне отвечают:

— Вот!

У тебя, значит, мирная жизнь, компот,

А ты знаешь, что в мире война идет?

Я пишу: «Посмотрите, вот это — кот.

Он смешной и ужасно себя ведет...»

В комментариях мне отвечают:

- Чёрт!

Как ты можешь?

Там-то и там-то погиб народ!

Я пишу: «Я кормила птенца дрозда.

Еле выжил, поскольку упал из гнезда».

А мне пишут:

— Какого такого дрозда?

— Ты, наверное, с глузду съехала, да?

Ты не знаешь, что с рельсов сошли поезда,

Есть ли дело нам до птенца дрозда?

И напишешь однажды: «Лежу в траве,

Мысли глупые скачут в моей голове...»

И внезапно на это придет ответ:

Я считал, что я мёртв. Оказалось, нет:

Я читал про кота, про дрозда, компот:

Это значит, что жизнь у других идет.

Это значит: ещё существует шанс.

Для таких, как мы.

Для меня.

Для нас.

Ах Астахова 

Если пусто в душе

Если пусто в душе — значит время сменить маршрут. 
Запиши в голове разборчиво, без чернил: 
Если любят тебя — обязательно подождут, 
Если счастье придет — значит ты его заслужил. 

Сколько не было б лет — душою будь молодым, 
И не думай когда и где будет твой финал. 
Не любящих тебя — спокойно отдай другим. 
Отраженье ищи в душе, а не у зеркал. 

Если дом опустел — не бойся покинуть дом. 
Если город не тот — решайся и двигай прочь! 
Если ленишься ты — все дастся с трудом, 
И никто и ничем не сможет тебе помочь. 

Если враг у тебя — врагу пожелай добра. 
К каждой мелочи в жизни всегда будь открыт и рад. 
Если просят уйти — то значит тебе пора, 
И не смей никогда с укором смотреть назад. 

И не бойся искать — такие своё найдут! 
И не бойся терять на это ни лет, ни сил! 
Если любят тебя — обязательно подождут, 
Если счастье придет — то ты его заслужил.

Соблазны

Ничего не дается сразу,
не воротится время вспять -
контролируй свои соблазны,
чтобы душу не потерять!

не ищи потеплей ночлега,
и, запомни, коль ты краса -
если к зеркалу часто бегать,
риски есть потерять глаза.

любишь вкусно поесть? — попробуй
кашу манную на воде!
контролируй свою утробу,
приучи ее к пустоте!

деньги любишь? — раздай прохожим.
любишь выпить? — попей воды.
будь к себе и честней и строже,
к исполненью веди мечты!

любишь бегать босым по свету?
— сядь за стол и не шевелись!
обещаю, что через лето
ты по-новой увидишь жизнь!

выгоняй из себя заразу,
лень гони, как сутулость с плеч!

контролируй свои соблазны,
чтобы душу
свою
сберечь!

Верь в меня

Верь в меня очень, и я не предам,
Не отступлюсь и не брошу в дороге!
Всю наболевшую нежность отдам,
А на замену возьму тревоги!

Верь в меня очень! Настолько верь,
Что невозможно при жизни будет,
Засомневавшись, захлопнуть дверь,
Спросив у себя: «Что подумают люди?»

Верь в меня, словно в последний шанс,
Словно в безверье таится бездна!
Словно в ладонях тепло для нас.
(Только вот дунь, и оно исчезнет!)

Верь в меня, как доверяет мать
Детским глазам и любому слову!
Как, обессилив, ползет в кровать
Врач, излечив тяжелобольного!

Верь в меня так, как не верю я
(Все от нехватки покоя в сердце).
Верь до тех пор, пока есть земля,
Которой от веры не отвертеться!

Я хочу быть ребенком

Я хочу быть ребенком: наивным и смелым,
Ничего не бояться и верить в добро.
Я бы снова писала по черному белым:
Два плюс два — ну, четыре, конечно, равно!

Ну, конечно, боялась бы в школу без сменки,
И, конечно, бежала бы первой с звонка.
С каждых чашек молочных спивала бы пенки!
И не знала бы вовсе, что значит тоска.

Я боялась бы папу (и маму, наверное),
Я боялась бы поздно вернуться домой.
Мне казалось бы все в этой жизни бессмертным,
И ничто не тревожило б детский покой.

Я хотела бы плакать от ссадин и шишек,
И не плакать от горя ушедших людей.
Я б без всякой любви целовала мальчишек,
Я б ребенком была среди этих детей.

Я любила бы все, не боясь ошибиться,
Я бы каждое утро спешила гулять...
Вот бы в мире детей мне опять очутиться -
На неделю, на день, на минуточек пять!

Но, похоже, я выросла — стала огромной,
Беззащитной, но взрослой. Хорошей и злой.
И домашней я стала, и стала бездомной,
И тяжелой я стала, и стала простой.

Почему я пишу стихи

Так пошло, видно, с детских пор:
Даже горе всегда — вразмах!
Мне хотелось, чтоб целый двор
Говорил о моих слезах.

И смеялась всегда взахлеб!
Говорила других звончей -
Мне хотелось, чтоб всех озноб
Колотил от моих речей!

Повзрослев, поняла уже:
Не таких хотят женихи,
И из крика в своей душе
Научилась писать стихи.

И пусть кончатся все листы,
Пока разум не станет тих,
Я хочу, чтобы даже ты
Говорил о стихах моих.

Кот Басё 

Счастье растворено во времени и оседает в простых вещах. Я ничего не могу тебе обещать, да и нужно ли что-нибудь обещать? Вот утро начинается снегопадом, вечер заканчивается дождем. Я все еще жив, ты рядом и мы ничего не ждем. Если кто-то и продолжает еще высчитывать что к чему, дай Боже ему терпения, прощения дай ему, а нам, оставляющим тьму в покое, бредущим по декабрю, дай никогда, никогда не вспомнить то, о чем я не говорю. Чтобы согреться, ты должен прежде позволить себе остыть. Мысли подобны другой одежде – праздничны и чисты, каждая мелочь имеет силу, каждая речь и часть, если ты просишь Его о счастье, научи себя замечать. Замечать, как имя твое превращается в нежный звук, как город становится радостным, готовится к новому Рождеству. Если ты хочешь увидеть смысл, никогда его не ищи.

Счастье растворено во времени, это знает каждый опытный часовщик.

***

А я буду молчать, и ты меня не услышишь, а я буду лететь, и ты меня не заметишь, а я стану ветром над фьордами или вереском, буду рассказывать сказки веселым гномам, прятаться в серые скалы бесшумной мышью, белой совой с глазами из желтой меди смотреть, как горы уводят людей на север, не находить на камне следов знакомых.

***

Я играл с океаном, а прежде играл  с огнем, мои женщины были отчаянны и умны. Я смотрел им  в глаза, и в каждой искал ее, а когда уставал, возвращался домой с войны.  Я растил сыновей, я рассказывал им о ней, сыновья улыбались доверчиво и светло. «Ты узнаешь ее, - они говорили мне.  - У нее на запястье будет одно крыло». Я прошел через штиль, прошел через чертов шторм, верно в каждом порту ждала бы меня жена, но я шел умирать, не ведая сам, за что – и  остался жив, когда позвала она.  В этой женщине мир, которому равных нет, вопреки всему, что я сотворил из слов. «Ты узнаешь ее, - они говорили мне.  - У нее на запястье будет одно крыло». 

Я не знал ни одной, что умела бы так молчать, появляться на горизонте, идти ко дну. 

Словно сам Господь положил ее как печать на сердце моем.

В его самую глубину.

Но у этой осени нет морали, не пытайтесь выяснить, что к чему. Ради Вас рождались и умирали, и тянулись к свету, и шли во тьму. Вы имеете вес, презирая память, Вы владеете миром, о том слова повторяет, чуть шевеля губами, каждый Вами избранный падаван. Вам привычно все подчинять закону, Вам приятно всем обладать сполна… Все труднее верить, что мы знакомы с той поры, когда боги не знали сна. Все труднее помнить, какой ценою был оплачен сумрачный лабиринт, из которого вышли, но сердце ноет Минотавром, оставленным там, внутри. Все труднее видеть в себе другого – босоногого, где-то у диких скал, только что потерявшего все оковы и нашедшего то, что давно искал. 

Господин мой, кем Вы сегодня стали? И спокойно ли Вам во дворце Судьбы?

Но у этой осени нет морали. Позовите музыку и рабынь.

Мы сидим на самом краю, пригревшись, мы у Него в руках. Мы бежали через ноябрь к марту и обогнули шар. На двоих у нас есть беспокойный компас и с десяток дорожных карт. У меня - очки и смешная шапка, у тебя – разноцветный шарф. Нет ни общего прошлого, ни историй, душащих по ночам, нет терпения, чтобы найти причину, по которой мы тут сидим. Я умею с тобой проходить сквозь стены, чтобы потом молчать, потому что когда замолкаешь – слышишь сердце в твоей груди.

Соль на губах проступает морем, море покорно ждет. Если бежать босиком по пляжу – там остается след: то ли влюбленного зверя, то ли ловца, что за ним идет – без отдыха через ноябрь к марту по этой большой земле. Вот прибой прорастает сквозь дикий камень, вот мы стоим на нем. Рыбы плывут по морским дорогам, словно осколки льдин.

Я говорила с ветреным мартом и с пасмурным ноябрем.

Теперь я буду молчать и слушать сердце в твоей груди.

Когда наши боги играли в бисер, время нанизывали на леску, разве они представляли это сакральное свойство игры – сбываться? Из разговоров, из снов и писем, из песен Беккета к Ионеско, из кашля хроника, кинолентой чуть шелестящего: десять, двадцать… А сколько кадров в секунду ляжет, когда нам выпадет встать за пульты, когда не очередь пулемета, но что-то больше  и ярче вспышки, коснется каждого, кто развяжет себя, над тысячей лилипутов позволит стать себе великаном, одним касанием сдвинет крыши ночного города… Кто сумеет среди абсурда привычных истин сказать: «Я знаю намного больше, чем вы пытаетесь не открыть мне »? Играй, магистр, тебя изменит лишь тот, кто сам себе ненавистен, лишь тот, кого ты изменишь тоже, в кого войдешь долгожданным ритмом. Игра причудлива, наши боги, бросая камни на поле мира, не знали, где отзовется эхом ее великая бесконечность… 

Из разговоров текут дороги, из снов и писем идут пунктиры, из странных песен, стихов и смеха однажды вдруг возникают встречи.